KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » Культурология » Елена Игнатова - Загадки Петербурга II. Город трех революций

Елена Игнатова - Загадки Петербурга II. Город трех революций

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Елена Игнатова, "Загадки Петербурга II. Город трех революций" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Весной 1934 года в городе была арестована «террористическая группа»: четверо молодых людей дворянского происхождения якобы готовили покушение на Кирова. Т. А. Аксакова знала одного из них — сотрудника «Ленфильма» Бориса Столпакова. Она вспоминала, как однажды увидела его «выходящим из „Астории“ в сопровождении 2-х молодых людей — один из них был его троюродный брат Бобрищев-Пушкин, другой — сын профессора», и отметила, как «эти юноши своим внешним видом выделяются из общей массы». Выделяться из общей массы было опасно, Осип Мандельштам не зря предупреждал своего друга Бориса Кузина: «Не носите эту шляпу, нельзя выделяться, это плохо кончится». Для арестованных весной 1934 года молодых людей дело кончилось плохо: их отправили в Москву, мать Бориса Столпакова добилась свидания с сыном и услышала от него: «Мамочка! Не удивляйся и не осуждай — я должен был подписать, что собирался убить Кирова. Я не мог поступить иначе. Но это ничего — мне обещали: за то, что я подписал, мне дадут только три года, и все!» Через несколько дней всех четверых расстреляли. «Надо добавить, — писала Аксакова, — что в ту пору С. М. Киров был жив и здоров, и поэтому вся эта инсценировка казалась чем-то выходящим за грани человеческого разумения». Киров действительно был жив и здоров, но ему осталось жить несколько месяцев, и его убийцей стал не аристократ, а коммунист Леонид Николаев.

Биография Николаева (1904–1935) типична для коммунистической молодежи 20-х годов: пролетарское происхождение, шесть классов образования, вступление в ряды ВКП(б) в двадцать лет. Примечательнее была его внешность с явными признаками вырождения: рост 150 см, впалая грудь, сутулость, непропорционально длинные руки. Среди тех, кто в первые годы примкнул к большевикам, было много людей с дегенеративными или патологическими чертами[98], новая власть давала возможность развернуться психологически ущербным людям. Они годились для разрушения и насилия, в 20-х годах в них нуждались, и Леонид Николаев занимал пусть небольшие, но руководящие посты: был управляющим делами Лужского уездного комитета ВЛКСМ, инспектором Рабоче-Крестьянской инспекции (РКИ), сменил еще несколько должностей и мест работы. Жена Николаева Мильда Драуле тоже была членом партии и успешно продвигалась по службе, с 1930 года работала в ленинградском обкоме ВКП(б); в их семье росло двое детей. Кадровые перемены рубежа 20–30-х годов не коснулись этих рядовых партии. Леонид Николаев, со своими шестью классами образования, был инструктором Института истории ВКП(б) и проводил партийную линию в массы.

Очевидно, его бедный ум не успевал следить за изгибами партийной линии, потому что в 1933 году он был «вычищен» из партии и уволен из института — он, который раньше сам исключал и увольнял! Николаев жаловался во все инстанции, добился восстановления в партии, но на работу его так и не приняли — выдвиженцев 20-х годов вытесняли новые люди. Бывало, «вычищенные» партийцы кончали самоубийством, но Николаев не сдавался, продолжал писать жалобы Кирову, Сталину, к которому обращался как к «царю войны и индустриализации». В его путаных, истерических письмах были жалоба и протест ничтожного человека против жестокости власти, выбросившей его за ненадобностью. В истории убийства Кирова можно увидеть продолжение одного из «петербургских сюжетов» — в поэме «Медный всадник» безумный Евгений бросал вызов Петру Великому: «Добро, строитель чудотворный! Ужо тебе!» Персонажи событий 1934 года лишены величия и романтических черт, они гротескны под стать своей эпохе, но в основе этой истории растоптанная судьба маленького человека, его отчаяние, безумие, жажда мести.

К середине 1934 года Леонид Николаев потерял надежду вернуть утраченное руководящее положение, рушилась и его семейная жизнь, он подозревал, что его жена — любовница Кирова. Он надеялся на помощь первого секретаря Ленинградского обкома, но не мог добиться приема, несколько раз пытался подойти к Кирову, но его не подпускала охрана. Постепенно все беды и обиды Николаева персонифицировались в Кирове, у которого было все, чего лишился он сам: благополучие, власть, уверенность в будущем. Желание отомстить бездушному хозяину жизни превратилось в навязчивую идею, и 1 декабря 1934 года Николаев осуществил свой замысел. В тот вечер в Смольном должен был собраться партийный актив города, чтобы обсудить решение об отмене в Ленинграде продовольственных карточек, доклад об этом должен был сделать Киров. Николаеву удалось попасть в число приглашенных, около четырех часов дня он пришел в Смольный за пропуском, предъявил партийный билет и поднялся на третий этаж, где находился кабинет Кирова. Убийце повезло — в 16.37 в коридоре появился Киров, его личный охранник Борисов задержался за поворотом. Николаев шагнул за Кировым и выстрелил ему в затылок. Второй раз он выстрелил в себя, но рука дрогнула, пуля прошла мимо, и он свалился в обмороке рядом с убитым. Коридор заполнился людьми, Кирова подняли и унесли, лежащего на полу Николаева принялись бить ногами, но скоро опомнились — надо было выяснить личность убийцы и мотив преступления.

«Эх, огурчики да помидорчики! Сталин Кирова убил в коридорчике!» — эта частушка загуляла по стране в 1956 году, после доклада Хрущева с «разоблачением культа личности», в котором он назвал Сталина виновником смерти Кирова. Однако это был случай, когда Сталина обвинили понапрасну: поступок Николаева был бунтом одиночки, местью «отработанного человеческого материала» 20-х годов фавориту 30-х. На допросах Леонид Николаев повторял: «Я отомстил!», плакал, в камере несколько раз пытался покончить с собой. Мильда Драуле и ее сестра с мужем были арестованы как его соучастники, детей Николаева отправили в специальный детдом, где их следы затерялись. Сталин не был причастен к убийству Кирова, но использовал его для репетиции будущего «большого террора» в масштабах одного города. Через несколько часов после известия о гибели Кирова был подготовлен закон «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов», согласно которому для следствия отводились минимальные сроки и после вынесения приговора виновного сразу расстреливали.

Вечером 1 декабря Сталин выехал в Ленинград в сопровождении высшего руководства НКВД во главе с наркомом Ягодой. Утром 2 декабря в Ленинграде вывесили траурные флаги, но выход газет задерживался, и в городе царили недоумение и тревога. К. И. Чуковский узнал об убийстве Кирова раньше многих, ему ночью позвонили из «Правды», и ранним утром он «бродил по Питеру. У здания бездна автомобилей, окна озарены, на трамваях траурные флаги — и только. Газет не было (газеты вышли только в 3 часа дня). Из „Правды“ прилетел на аэроплане Аграновский посмотреть траурный Л-д… Я не спал снова — и, не находя себе места, уехал в Москву». Здание в окружении «бездны автомобилей», о котором упоминает Чуковский, — это Смольный, туда приехал Сталин; журналист Аграновский прилетел описывать траурный Ленинград, а появление Ягоды и его заместителя Агранова означало, что городу грозит беда; поспешный отъезд Чуковского в Москву весьма походил на бегство. Умудренные горьким опытом горожане почувствовали беду с первых часов. «Теперь мы все погибли», — сказала писательница Раиса Васильева в редакции «Госиздата», и ей никто не возразил.

2 декабря город лихорадило: в Таврическом дворце проходила церемония прощания с Кировым, а в Смольном — непрерывные допросы. Ленинградские чекисты попытались отвести от себя удар устранением личного охранника Кирова, который никак не подходил для столь ответственной должности: 53-летний Борисов погиб в автомобильной катастрофе по пути на допрос. Это им не помогло: начальник управления НКВД Ф. Д. Медведь был снят с поста и «за преступную халатность» приговорен к трем годам концлагеря, его подчиненных отправили служить в разные районы страны, и к концу 30-х годов почти все они были уничтожены. Сталин пробыл в Ленинграде один день, допросил Николаева и свидетелей убийства и вечером 2 декабря отбыл в Москву; его поезд увозил гроб с телом Кирова. Кинохроника запечатлела церемонию прощания с Кировым в Москве: Сталин в почетном карауле, понурая ленинградская делегация, М. Л. Маркус, исступленно целовавшая мужа в губы (ее почти оттаскивали), черные толпы с транспарантами «Смерть убийцам Кирова!» в густой метели.

Ягода уехал со Сталиным, но в Ленинграде остался Агранов, которому предстояло сфабриковать политическое обвинение. При его умении и опыте дело не заняло много времени — 16 декабря Агранов сообщил на заседании обкома, что убийство Кирова организовано «молодежной частью» зиновьевской оппозиции, а его идейные вдохновители — Зиновьев и Каменев. Позднее формулировка несколько изменилась, на суде над Зиновьевым и Каменевым (1936 г.) Николаева называли «агентом бандитской троцкистко-зиновьевской организации», но доклад Агранова уже наметил контуры будущего процесса. Росляков вспоминал, что «доклад Агранова ошеломил» членов обкома, они поняли нависшую над ними угрозу. В конечном итоге Николаев достиг цели, его выстрел привел в движение лавину, которая скоро смела тех, кому он завидовал и кого винил в своих бедах. Но он об этом не узнал: 10 марта 1935 года Леонид Николаев, Мильда Драуле и ее сестра с мужем были расстреляны. Еще раньше, через несколько дней после убийства Кирова, в Ленинграде расстреляли 36 «бывших белогвардейцев», хотя Агранов обвинял в организации покушения не их, а партийных оппозиционеров-зиновьевцев. Этот расстрел стал началом акции, официально названной выселением «некоторого числа горожан из царской аристократии и из прежних эксплуататорских классов». Ленинградцы удивлялись: «Разве есть еще кого высылать?», ведь Киров основательно потрудился на этом поприще, однако к весне 1935 года из города было выселено около 100 тысяч человек.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*